E-catalog        

Библиогр.: в подстроч. примеч.

В статье исследуются групповые границы внутри университетского сообщества Томска в контексте политики «пролетаризации» высшей школы СССР в 1920-е гг. Проект «пролетаризации» был преимущественно направлен на изменение социального состава как профессуры, так и студенчества. Обновление профессуры требовало более длительного времени, поэтому «пролетарское» студенчество мыслилось как не только предстоявшая смена научно-педагогических кадров, но и инструмент давления «снизу» на «старую» профессуру. Строгое противопоставление этих категорий внутри пространства вузов, в целом, характерно и для историографии. Исключение делается в основном в связи с пересмотром специфических качеств той или иной категории (к примеру, ревизионистская характеристика выдвиженцев как агентов консервативного поворота в 1930-е гг.). Однако демократические традиции «старой» профессуры, которая в Томском университете была нагружена и не совсем стандартным для классических университетов предреволюционной России сословно-классовым составом, во многом определили толерантное отношение немалой их части к «пролетарским» студентам. Подчеркивается, что и последние нередко распознавали «старых» профессоров как «своих». Границы между «старой» профессурой и «красным» студенчеством оказались пластичны, а избираемые ими ролевые модели поведения носили ситуативный характер и зачастую не соответствовали ожидаемым стандартам. Фактически воображенные партийцами модели профессуры и студенчества оказались субстанционализированы. Репрессивное наложение этих моделей на действительную карту идентичностей университетского микросоциума порождало сбой восприятия и атмосферу недоверия в сообществе, что стало одной из предпосылок мрачных реалий 1930-х гг.